Флэшмен под каблуком - Страница 20


К оглавлению

20

Вот и все. В один миг я скумекал, чем все кончится. Соломон напомнил, что не далее как вчера предлагал подобное путешествие, и эскулап тут же согласился, что плавание подходит просто идеально. Сопротивление Моррисона было сломлено мольбами Элспет и строгими увещеваниями профессора пилюль – все, как по нотам, хоть бери да играй. Потом все обернулись ко мне, но я сказал «нет».

Последовала болезненная сцена с глазу на глаз между Элспет и мной. Я говорил, что если старому Моррисону угодно поплавать с доном Соломоном, то скатертью дорожка. Она отвечала, что немыслимо отпустить дорогого папу без ее присмотра: это-де ее святой долг – принять щедрое предложение дона и отправиться вместе со старым козлом. Я настаивал на необходимости оставаться в армии, и что без меня ей будет одиноко. «Почему, ах, почему ты все-таки не можешь поехать? Зачем нам эта армия, у нас достаточно денег», – ну и далее в том же духе. Я стою на своем, добавляя, что со стороны Соломона было безумием рассчитывать на мое согласие отпустить ее одну; она же разразилась слезами, заявив, что я просто ревную, причем не столько к ней, сколько к богатству и благородному происхождению дона. Не имея-де ни того ни другого, я из зависти лишаю ее маленького удовольствия; да и как может произойти нечто непристойное, если она поедет в сопровождении своего драгоценного батюшки, которого я, кстати, своим отказом до срока отправляю в могилу.

Я оставил ее рыдать, а когда позже Соломон стал пытать меня, заявил, что военный долг делает мой отъезд невозможным, а расставания с Элспет я не вынесу. Он вздохнул, но заявил, что слишком хорошо понимает меня. Будучи на моем месте, говорит дон с подкупающей искренностью, он поступил бы так же. На миг мне подумалось, не оклеветал ли я его: как правило, я сужу людей по себе и, кстати, редко ошибаюсь, но время от времени встречаются на свете порядочные и бескорыстные люди. Я собственными глазами видел нескольких.

Старый Моррисон, кстати сказать, не проронил ни слова; ему, конечно, не составило бы труда принудить меня, но будучи истинным пресвитерианином-лицемером, он мог обчистить до нитки сироту, но твердо стоял на том, что жена беспрекословно должна подчиняться мужу, и не вмешивался в наши с Элспет споры. Так что я незыблемо говорил «нет», и Элспет дулась до тех пор, пока не пришло время примеривать новую шляпку.

Так миновало несколько дней, в течение которых я играл в крикет за Минна, разбив несколько калиток своими кручеными и совершив несколько пробежек (не слишком много, всего восемнадцать за один иннинг, что весьма порадовало меня, и снова перехватил мяч Пилча: одной рукой, очень низкий, в момент, когда Пилч хотел отрезать Минна, и мне пришлось распластаться во весь рост). Пилч клялся, что вышел бамп, но его не было – уж вам-то я бы признался. Элспет тем временем купалась в восхищении окружающих и весело проводила время, Соломон вел себя, как несравненный хозяин и кавалер, старый Моррисон восседал на террасе, ворча и читая молитвы вперемежку с биржевыми индексами, Джуди же прогуливалась с Элспет, бросая злобные взгляды, но не говоря ничего.

Все началось в пятницу, и, как это часто бывает с катастрофами, сперва все шло лучше некуда. Всю неделю я пытался подбить клинья к соблазнительной миссис Лейд, но будучи занят сам и принимая во внимание факт, что старый герцог не спускает с нее ревнивого ока, оставался при своих интересах. Но поскольку ей хотелось не меньше, чем мне, вопрос был только во времени и месте. В самом деле, после обеда в понедельник мы ухитрились оказаться наедине, спустившись в сад, но не успел я задрать ей юбки в зарослях бирючины, а она совсем откусить мне половину уха, как появляется эта ч-ва стерва Джуди и зовет нас послушать, как Элспет будет в гостиной петь «Ясеневую рощу». Мы, дескать, ни за что не согласимся пропустить такое представление, заявляет она с ехидной улыбочкой.

Наконец утром в пятницу Элспет с Соломоном направилась в какую-то картинную галерею, Джуди пошла с несколькими гостями по магазинам, и в доме не осталось никого, за исключением сидящего на террасе Моррисона. Тут как раз появляется миссис Лейд с вестью о том, что герцога приковал к постели приступ подагры. Ради прикрытия мы немного поболтали с Моррисоном, доведя его до белого каления, и удалились, неспеша, порознь, чтобы встретиться вновь в гостиной, просто пылая от страсти и нетерпения. Дело не было в новинку никому из нас: пока я одной рукой извлекал ее груди, а другой спускал с себя бриджи, ногой прихлопнув за нами дверь, она сбросила с себя все, и на пути к кушетке мы уже слились в объятиях, что вызвало бурю животрепещущих звуков со стороны дамы. Святой Георг, ну и тяжелая она была! И в то же время гибкая, как угорь, при ее-то весе. Мне трудно припомнить какую-либо другую из своих партнерш, кто был бы способен выделывать такие штуки по ходу любовной игры – разве что Элспет, когда выпьет.

Дело шло полным ходом, приближаясь к финишу, и я уже прикидывал, как бы нам продолжить наше знакомство по-новой, как вдруг услышал звук, заставивший меня подскочить с такой силой, что просто удивительно, как наша кушетка не развалилась. Это были быстрые шаги, приближающиеся к двери гостиной. Я оценил обстановку: штаны спущены, один башмак снят, до окна или любого другого возможного убежища меня отделяют целые мили. Миссис Лейд стоит на коленях на кушетке, я, прильнув к ней сзади, выглядываю из под ее украшенной плюмажем шляпки, которую она забыла снять. «Как любезно с ее стороны», – подумалось мне. Ручка двери повернулась. Захвачен врасплох, ни единого шанса на спасение – остается только спрятать лицо в жирных складках ее тела и надеяться, что вошедший не сумеет узнать меня по оставшимся неприкрытыми частям тела. Скандала опасаться не стоило – уж точно не в 1843-м – если только это не герцог, а шаги явно не принадлежали подагрику.

20