– Эти мне тупые китайские садовники! Даже краснокожие – и то справлялись бы лучше, – сетовал он, орудуя лопаткой. – Впрочем, стоит ли рассчитывать, что такие нечистоплотные, неуклюжие и неблагодарные люди, как китаезы, будут любить цветы? Понятное дело, они ребята предприимчивые и добродушные, но это не совсем то, что требуется.
Брук продолжал болтать: про то, как дом его предусмотрительно построен на пальмовых сваях, чтобы избежать насекомых и сырости, и как он пришел к мысли соорудить его.
– У нас случилась сумасшедшая заварушка с охотниками за головами из Лунду – как раз тут, через реку, – и мы зализывали раны в маленьком грязном кампонге, ожидая новой атаки. Дело к вечеру, воды нет, да и порох заканчивается. И вот я сижу и думаю: «Джей Би, сынок – все, что тебе нужно, так это удобное кресло, английская газета и ваза с розами на столе». И так это было здорово представлять, что я решил построить себе дом, где будут все эти вещи, и всякий раз, приезжая на Борнео, возвращаюсь сюда, – он указал на дом. – И вот, извольте: все на месте, кроме роз. До них дойдет в свое время.
Брук не преувеличивал: главная комната дома с примыкающими к ней спальнями и выходом на веранду, выглядела в точности, как помесь гостиной и охотничьего зала английских имений, если не считать, что материалом для большей части мебели послужил бамбук. Здесь имелись удобные кресла и прошлогодние экземпляры «Таймс» и «Пост», аккуратно сложенные в стопку, кушетки, полированные столики, эксминстерский ковер, цветы в вазах, а на стенах висели все виды оружия и картины.
– Если мне вдруг хочется позабыть про пиратов, войны, лихорадку и вообще про все «онг-онг-онги» – это мой собственный такой термин для всего малайского, – я просто усаживаюсь и начинаю читать, какой дождь шел в Бате прошлым летом или как какого-нибудь мерзавца посадили по решению Экзетерских Ассизов в тюрьму за карманную кражу. Даже цены на картошку в Ланкашире подойдут… Ой… я хотел сказать… то есть…
Я задержался, чтобы разглядеть лежащую на столе миниатюру, изображающую пресимпатичную блондиночку. Брук подпрыгнул и потянулся к ней. Лицо показалось мне знакомым.
– Эге, – говорю. – Да это никак Энджи Коуттс?
– Вы знаете ее? – воскликнул он, заливаясь до корней волос краской и меняясь в лице. – Никогда не имел чести встречаться с ней, – продолжает Джей Би сдавленным голосом, – но давно преклоняюсь перед ее здравыми суждениями и непреклонным стремлением отстаивать правое дело. – Он глядел на миниатюру завороженно, как лягушка на удава. – Скажите, она … хм… так же … ну, как ее портрет?
– Даже еще красивее, если вы это имеете в виду, – отвечаю я, поскольку, как и любой мужчина-лондонец, обожал крошку Энджи, правда, не только за ее здравые суждения, но и за прекрасные формы – груди у нее были, как футбольные мячи, – и два миллиона на банковском счете. Как-то раз я даже попытался потискать ее во время игры в жмурки на вечеринке на Страттон-стрит, но Энджи только гордо выпрямилась и стряхнула мой палец. Вредная маленькая лицемерка.
– Быть может, как-нибудь, когда я вернусь в Англию, вы представите меня ей, – сглотнув, сказал Брук и сунул картину в ящик стола.
«Так-так, – говорю я себе, – кто бы мог подумать: отчаянный истребитель пиратов и любитель роз вздыхает над портретом Энджи Коуттс. Готов поспорить: каждый раз, как он на него насмотрится, местным даякским девушкам самое время прятаться кто куда».
Тем же самым вечером я тонко, с присущей Флэши поддевкой, намекнул на это Стюарту. Но честный малый только покачал головой и глубоко вздохнул.
– Мисс Бердетт-Коуттс? – говорит. – Бедняга Джей Би. Он рассказывал мне о своей глубокой к ней симпатии, хотя, вообще-то, очень скрытен в таких вещах. Смею предположить, из них получилась бы отличная пара, но это, увы, невозможно – даже если его мечта встретиться с ней воплотится в жизнь.
– Почему же? – выражаю удивление я. – Брук – привлекательный малый и именно тот человек, который способен разжечь пламя в такой романтической натуре, как малютка Энджи. Да они подходят друг другу, как утятина и зеленый горошек.
Ловкий сводник старина Флэш, скажете вы.
– Невозможно, – повторяет Стюарт, на этот раз покраснев и начав запинаться. – Видите ли… Жуткое дело… Но Джей Би никогда не женится… Это невозможно, и все тут.
«Ну и ну, – присвистнул я про себя. – Неужто он из бригады Дика-с-ленточкой-на-шляпе? Даже и думать не хочется».
– Об этом, разумеется, никогда не говорят, – продолжал мяться Стюарт, – но будет неплохо предупредить вас, чтобы где-нибудь в разговоре вы случайно не обронили чего такого… ну, болезненного. Дело, знаете, было в Бирме, когда он служил в армии. Его ранили… покалечили в бою. Сначала полагали, что пуля попала в легкое… но на деле… она не попала.
– Б-же правый, не хотите ли вы сказать, – восклицаю я, непритворно побледнев, – что ему отстрелили причиндалы?
– Лучше не будем об этом, – говорит он, но я должен признаться вам, что весь вечер то и дело возвращался мыслями к услышанному. Несчастный Белый Раджа – вам ли не знать, что я человек черствый, но есть трагедии, которые берут меня за сердце. Сходить с ума по очаровашке Энджи Коуттс, быть самодержцем страны, в которой полно темнокожих красоток, только и жаждущих, чтобы повелитель осуществил свое право первой ночи, и в то же время остаться со сломанным шомполом. Даже не знаю, когда я был еще так сильно тронут. Впрочем, если именно Джей Би предстоит спасать Элспет, лучшего варианта не придумаешь.
Это была своевременная мысль, потому как тем же вечером, после обеда в «Роще», мы собрались на совет, на котором Брук изложил свой план действий. Обед оказался не менее чопорным, чем любой из наших английских – в этом был весь Брук: только что на веранде он смеялся и шутил, играя в чехарду со Стюартом, Кримблом и верзилой Пейтинги – готов побиться об заклад, Джей Би мог перескочить любого из них с бокалом в руке, не разлив при этом ни капли – но стоило прозвучать колоколу, как все успокоились и молча потянулись в большой зал.